У Сабрины расширились глаза от удивления, потом она недоверчиво улыбнулась.
– Три тысячи-то? Да откуда?
– Сколько тебе нужно, столько и будет.
– Ты не понимаешь, Эрин. Я не могу больше заниматься этим проклятым рестлингом. Какая разница, лапша это или кукуруза со сливками – все равно мерзость.
– А сниматься в порнофильме – не мерзость?
– Послушай, ты ведь не знаешь, как это бывает: какой-нибудь пьяный ублюдок норовит засунуть тебе куда не следует эту холодную гадость... Сама бы хоть раз попробовала. – Эрин почти никогда не доводилось видеть Сабрину такой рассерженной.
– Я поговорю с мистером Орли, – пообещала она. – Мы покончим с этим.
– Знаешь, сниматься в порнофильме вряд ли хуже, чем выступать в рестлинге.
– А ты видела хоть один порнофильм?
Сабрина призналась, что нет.
– А я видела. Когда работала в ФБР, однажды в аэропорту перехватили целый грузовик таких кассет. Ну, агенты и устроили как-то вечером приватный сеанс.
– И какие же они, эти фильмы? – Сабрина задала вопрос с любопытством, но очень серьезно. – Там и правда все слишком уж круто?
– Ты знаешь, что такое «тачка»? – вместо ответа спросила Эрин.
– Нет.
Эрин объяснила.
– Ничего себе! – выдохнула Сабрина, заливаясь ярким румянцем. – А режиссер ничего не говорил мне о таких вещах.
– Да уж само собой.
– Мне нужно подумать.
– Попроси несколько дней на размышление, – посоветовала Эрин.
Сабрина подкрасила губы и снова ушла на сцену. В гримуборной появилась Урбана Спрол и продемонстрировала Эрин свои сломанные ногти, прибавив:
– Все-таки мужики – это самое большое дерьмо на свете.
– Как правило, да, – согласилась Эрин.
Урбана взглянула на нее с некоторым удивлением.
– А мне казалось, что ты неровно дышишь к этому копу-кубинцу.
– Он женат, и там все хорошо.
– Еще один сердцеед!
– Моя девочка сейчас находится у них дома, – объяснила Эрин. – Его жена такая же славная, как и он сам.
– А ты, значит, сидишь тут – это в субботу-то вечером.
– О, у меня грандиозные планы, – улыбнулась Эрин. – Сегодня я буду танцевать для конгрессмена.
– Пощади меня! – воскликнула Урбана. – Больше ни слова. Скажи только, чего ради.
Эрин зевнула и заложила руки за голову.
– Это мой гражданский долг.
Рита осторожно промыла брату рану.
– Я, в общем-то, почти ничего не могу туг сделать, – извиняющимся тоном сказала она.
– И не пытайся.
– А чем это у тебя перемазана рубашка?
– Черт с ней. Не имеет значения.
Рита уложила его сломанную руку в самодельную шину, изготовленную из клюшки для гольфа, и закрепила пластырем и клейкой лентой. Изогнутый конец клюшки торчал как раз вровень с пальцами Дэррелла.
– Ну вот, – сказала Рита, зубами оторвав лишний кусок ленты. – А теперь сматывайся, пока не явился Альберто.
Дэррелл был изжелта-бледен и тяжело дышал.
– Мне бы сейчас морфия, – проговорил он.
– Морфия у меня нет. Может, нуприн подойдет?
– Это еще что такое?
– Говорят, он лучше чем тиленол.
– Черт побери, Рита...
– Ну ладно. Тогда, может, вот эти капсулы? Вообще-то они для Лупы. Ветеринар дал мне целый флакон, чтобы давать ей, когда начнутся роды.
В глазах Дэррелла блеснула надежда.
– Что, вроде как собачий морфий?
– Похоже, что так.
Рита отыскала нужный флакон и попыталась прочесть написанное на нем название лекарства. Ни она, ни ее брат никогда даже не слышали о таком.
– Доктор сказал, по две штуки каждые шесть часов.
– Я все-таки не какой-нибудь блохастый пудель, – обиделся Дэррелл. – Давай мне четыре и чего-нибудь холодненького запить.
В течение следующих двадцати пяти минут его безостановочно рвало. Все это время Рита стояла рядом, вытирая ему рот и подбородок, и уговаривала поспешить – Альберто должен был вернуться со службы с минуты на минуту. Когда Дэррелл смог говорить, он ответил, что не в состоянии ни ехать, ни идти куда бы то нибыло. Тогда Рита помогла ему сойти по ступенькам и указала, где спрятаться – под ее домом на колесах. Там можно было только лежать.
– Где ты оставил «понтиак»? – спросила она. – Это на случай, если миссис Гомес вдруг вздумается напялить очки.
Дэррелл объяснил и полез под трейлер. Он волочил свою сломанную руку, как обрубок бревна; конец клюшки для гольфа оставлял в грязи глубокую борозду.
– Я принесу тебе одеяло, – сказала Рита.
– А твои чертовы волки сюда не сунутся?
– Не сунутся, не беспокойся.
– Рита, я не могу оставаться здесь!
Послышался шум подъезжающей машины. Рита приложила палец к губам и исчезла.
Дэррелл Грант услышал голос Альберто Алонсо, скрип гравия под его сапогами, шум захлопнувшейся двери...
«Я в ловушке», – подумал Дэррелл. Медленно поворачивая голову, он оглядел свое тесное пристанище, мысленно взвешивая шансы выбраться из него живым: а вдруг этот проклятый трейлер рухнет и раздавит его, как таракана? Да нет, пожалуй, этого не произойдет: трейлер-то совсем новенький, Рита и Альберто купили его после того, как их старый сильно пострадал во время урагана. Дэррелл уперся здоровой рукой в алюминиевое днище: никакого результата. Трейлер был прочен, насколько может быть прочным дом на колесах. Но тем не менее Дэррелл чувствовал себя очень неуютно в своем почти подземном убежище. Тут было холодно, как в могиле, и сильно пахло мышами. Однако все же лучше было пока оставаться здесь, чем снова ночевать в мусорном ящике позади ресторанчика «Пицца Хат».
Зверская боль в сломанной руке не прекращалась ни на мгновение, по другой руке и ногам пробегал озноб. Всю жизнь Рита твердила брату, что он красивый, удачливый, храбрый и вообще даст сто очков вперед кому угодно.