А Рохо между тем продолжал свою речь.
– Мы живем в безумном мире, Дэви. В свихнувшемся мире! Я даю какой-то девице пять сотен только за то, что она поехала со мной прогуляться. А бедолаги, которые рубят этот тростник, – он широким жестом обвел расстилавшиеся вокруг поля, – получают столько за три недели работы.
– Ты это серьезно? – спросил Дилбек.
– Эта страна – нечто особенное, друг мой. А сейчас я должен найти свои брюки.
К тому моменту, когда им удалось добраться до лимузина, Крис Рохо уже еле передвигал ноги, а у Дэвида Дилбека начала кружиться голова: первый симптом теплового удара. Пьер распахнул дверцу им навстречу и держал ее открытой все время, пока они неуклюже забирались в машину, на заднее сиденье. Обе девушки спали. Рубашка Дилбека и брюки Криса Рохо, изрядно помятые, валялись на полу. Конгрессмен подцепил из портативного холодильника горсть льда и шлепнул ее себе на лоб.
– До чего же жарко, черт побери! – пробормотал он.
– Это Флорида, дорогой мой, – буркнул в ответ Крис Рохо.
Безмолвный, как всегда, Пьер, сидевший на своем месте, повернулся к ним, взглядом испрашивая указаний.
– Поближе к цивилизации, – скомандовал Рохо. – И побыстрее!
Несясь к цивилизации со скоростью девяносто миль в час, Дилбек тупо смотрел в окно, за которым, сливаясь в сплошную зеленовато-коричневую ленту, мелькали бесчисленные высокие, словно уходящие в небо, стебли. Тростник стоял стеной до самого горизонта. Дилбеку не верилось, что человеческое существо способно работать в этом пекле от рассвета до темноты Ему приходилось слышать и читать, что труд на тростниковых плантациях очень тяжел, но, видит Бог, он даже и представить не мог себе такого.
– Сколько ты платишь им? – спросил он Криса Рохо.
– Кому – девочкам? Я же сказал: по пять сотен каждой.
– Нет, рубщикам тростника.
– А-а, этим... – Ему никак не удавалось попасть ногой в штанину измятых брюк. – Отец говорит, до тридцатки в день. Все зависит от того, в каком настроении главный. Но, если вычесть жилье, питание, выпивку и курево, кто знает, сколько там остается? Да и медицинское обслуживание тоже недешево.
– Господи Боже! – пробормотал конгрессмен.
– Да не переживай ты! Они все равно приезжают каждый год. По сравнению с Санто-Доминго у нас здесь просто роскошные заработки.
– Как долго они работают?
– Пока не уберут весь тростник, – беспечно отозвался Крис Рохо. – Отец говорит, что хороший рубщик выдает по тонне в час, можешь себе представить? По тонне! Просто потрясающе, на что способен человек, если имеет соответствующий стимул.
Дэвид Дилбек отвернулся от окна и закрыл глаза. Ему стало нехорошо при одной мысли обо всем этом.
Судья никак не ожидал, что Эрин подсядет к его столику, и потому слегка испугался.
– Вы помните меня? – спросила она. – Мать, которой нельзя доверить воспитание ее ребенка.
Чтобы скрыть замешательство, судья отпил глоток из стоявшего перед ним стакана.
– Я надеялся, что вы пришли просто посидеть со мной, – выдавил он наконец.
Эрин сделала усилие, чтобы оставаться спокойной. В перерыве между своими выходами она выпила два мартини. Она почти никогда не позволяла себе этого во время работы, но сейчас... Джерри Киллиан погиб, и даже самая отдаленная причастность к убийству могла лишить ее возможности вернуть себе дочь. Ослепленный любовью, движимый желанием помочь, он, возможно, недооценил тех, с кем собирался иметь дело. Как далеко успел он зайти? Добрался ли он уже до этого конгрессмена? Эрин необходимо было разузнать как можно больше, прежде чем рассказать сержанту Гарсиа о собственной роли во всей этой истории. Самый короткий путь к информации лежал через судью, но он же являлся и наиболее рискованным.
Эрин решила предпринять обманный маневр.
– Я хотела бы, чтобы вы выслушали и мою точку зрения на вопрос об опеке над моей дочерью.
– Я уже слышал ее – в суде.
Официантка принесла судье новую порцию напитка. Он жадно взглянул на стакан, но не прикоснулся к нему, и Эрин подумала: интересно, добавил ли туда Шэд свою обычную приправу?
– Благодаря вам, – сказала она, – опека моей дочери доверена закоренелому уголовнику.
– В материалах по делу об этом ничего не говорится.
– Естественно, ваша честь! Дэррелл Грант является платным информатором службы шерифа, и вам это отлично известно. Его хозяева уж постарались дочиста отмыть его биографию.
Сейчас, в темном уголке стрип-бара, судья выглядел далеко не таким бесстрастным и величественным, как в зале суда. Тут он был просто одним из посетителей, так же, как и другие, нервничающим и млеющим при виде обнаженного женского тела.
– Мой бывший муж, – продолжала Эрин, – занимается кражей и перепродажей инвалидных колясок. А нашу дочь он сделал своей сообщницей.
Судья ответил, что его решение основывалось на известных ему фактах и что он действовал согласно закону.
– Но верно также и то, – добавил он, – что решение может быть пересмотрено... – Он позвенел кубиками льда в своем стакане. – Вы не хотите потанцевать для меня на столе?
– Этим я не занимаюсь.
– Но ведь все другие...
– Все другие, но не я, – прервала его Эрин.
– Тогда, может быть, что-нибудь другое? – Судья сжал свой стакан обеими руками, словно это была чаша со святым причастием. Тон его стал многозначительным: – В разговоре с вашим другом я навел его на одну интересную мысль.
– Это с каким же другом?
– Я полагаю, он занимает среди ваших друзей особое место.
«Так я и знала», – подумала Эрин.